Бульвер-Литтон Эдвард - Призрак
Эдвард Джордж Бульвер-Литтон
Призрак
Перевод О. Чоракаева
ТОМ ПЕРВЫЙ
КНИГА ПЕРВАЯ
КОМПОЗИТОР
I
Во второй половине последнего столетия жил в Неаполе один артист по
имени Гаэтано Пизани. Это был гениальный, но неизвестный композитор; во всех
его произведениях было что-то капризное и фантастическое, что не нравилось
неаполитанским дилетантам. Он любил странные сюжеты; и арии и симфонии,
сочиненные им, пробуждали в слушателях что-то вроде ужаса. Заглавий этих
опер будет, конечно, достаточно, чтобы дать понятие об их характере. Я
нахожу, например, между его манускриптами: "Пиршество гарпий", "Колдуньи
Беневенто {Город на Юге Апеннинского полуострова; с 1077 по 1860 г. -
папское владение.}", "Сошествие Орфея в ад", "Фурии" - и много других,
которые указывают на его сильное воображение и в которых преобладает ужасное
и сверхъестественное, несмотря на то что часто среди его мрачных
произведений встречается легкая, приятная мелодия.
Выбирая свои сюжеты из древней мифологии, Гаэтано Пизани был верен
исконным свойствам и традициям итальянской оперы.
"Сошествие Орфея в ад" было только более смелым и мрачным повторением
"Эвридики", которую написал Якопо Пери на бракосочетание Генриха Наваррского
и Марии Медичи {Орфей был любимым героем возникающей оперы. "Орфей"
Анджелико Политьена был в моде в 1475 г. "Орфей" Монтеверди был исполнен в
Венеции в 1667 году.}. Однако, как я уже сказал, стиль неаполитанского
композитора не нравился слушателям, которые стали слишком разборчивы
касательно мелодии благодаря изысканной тонкости произведений того времени:
ошибки и нелепости, легко отыскиваемые в сочинениях Пизани, снабжали
критиков темами для многочисленных разборов.
Если бы бедный Пизани был только композитором, он бы, конечно, умер с
голоду; но, к счастью для него, он обладал громадным талантом исполнителя на
скрипке и был обязан этому инструменту своим скромным существованием как
член оркестра большого театра Сан-Карло. Там он должен был исполнять точно
определенную, назначенную работу под строгим присмотром, усмирив, конечно,
свою дикую фантазию, и все-таки, если верить истории, пять раз его просили о
выходе из оркестра по причине своевольных импровизаций - такого странного и
ужасного характера, словно гарпии и колдуньи, его вдохновительницы,
раздирали своими ногтями струны инструмента. Но в его спокойные и светлые
минуты невозможно было найти подобного ему артиста. Ему нужно было часто
напоминать об обязанностях, в конце концов он покорился необходимости адажио
и аллегро.
Публика, знавшая его слабость, строго следила за ним, и, если он на
минуту забывался, что часто обнаруживалось странной судорогой в лице или
нервным движением смычка, тотчас подымался общий ропот, который остерегал
бедного музыканта и, выводя его из преисподней на землю, возвращал к
определенным обязанностям. Тогда можно было видеть, как он вздрагивал, будто
очнувшись от сна, бросал вокруг себя, как бы извиняясь, быстрые и испуганные
взгляды; потом с потерянным и униженным видом возвращался к должной игре. Но
дома, после концерта, он вознаграждал себя. Там, схватив свою несчастную
скрипку дрожащими руками, он извлекал из нее, часто до самого утра, странные
и фантастические аккорды, и не раз рыбак, испуганный и удивленный этой дикой
гармонией, чувствовал себя охваченным суеверным страхом и крестился, как
будто какая-нибудь сирена или водяной дух испускал жалобные стоны.
Наружность Пизани была сообразна со свойством его таланта. Его
