Бэл Алберт - Несправедливость
АЛБЕРТ БЭЛ
НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ
Солнце припекало. В небе плыли редкие тучки, белые, взъерошенные, точно
куры, что кудахтали с перепугу и носились по дворам. У крайней избы стоял
мотоцикл. На крыльях и на спицах колес еще блестели капли воды, а мотор
успел уже остыть. Те двое немцев переправились через реку бродом, когда-то
там пролегала старая дорога. У них, видно, были хорошие карты, раз они
знали про этот брод. Немцы аккуратно обходили все дома, рюкзаки их
разбухали, а сапоги покрывались желтоватой пылью деревенской улицы.
Партизан было четверо. С пригорка все тринадцать дворов деревни - как
на ладони. И оба немца на мушке. Похитителей масла, яиц и сала можно было
бы прикончить. Дело нехитрое. Но вдали за холмом и церковью расположилась
воинская часть. Стоило прищуриться, заслонив от солнца глаза, и
становились видны орудия, танки, машины, клубы пыли на дороге,
муравьисолдатики. Немецкая армия отступала.
Ждали долго, терпеливо, и Язеп впервые обнаружил, что мысли в таких
случаях вращаются по кругу. Снова и снова ему вспоминались тихое ржание
лошадей в конюшне, отвесно приставленная к сеновалу лестница, запах сухой
тимофеевки и жаркие мягкие руки жены. Кожа нежная, всего горячее она была
с тыльной стороны повыше локтя, и Язеп целовал это место по многу раз.
И теперь он помнил - не меньше ста, а то и полтораста, определить
точнее он не мог, хоть и пытался, в душе ругая себя за пристрастие даже
меру любви выражать числами. Жена осталась внизу, и добрая половина
воспоминаний осталась внизу, а воспоминания только тогда хороши, когда все
они при тебе. Возможно, те двое проигранную войну считали своей победой.
Две пули-замолкнут и эти. Искушение было велико. Язеп крепче сжал приклад,
ствол неотступно следовал за теми двумя - от дома к дому, от двора ко
двору, из коровника в коровник.
Язеп знал, что за спиной мародеров стоит отделение, шесть или восемь, а
может, и двенадцать человек, за отделением - взвод, за взводом - рота, за
ротой - батальон. Они словно спаяны: толкнешь одного - придут в движение
остальные, как костяшки домино на столе.
Пушки, танки, минометы, пулеметы. Разбудишь лавину, и деревню сотрут с
лица земли. Орудия дадут залп по тринадцати дворам, девятнадцати мужчинам,
двадцати семи женщинам и сорока одному ребенку. Немцы, пожалуй, не
поскупятся на боеприпасы, чтобы отомстить за двух солдат. А может,
поскупятся. Боеприпасы стоили марок, многих марок. К тому же Советская
Армия наступала, боеприпасы могли пригодиться. Впрочем, все будет куда
проще. Тьиу, тьиу! - просвистят две пули.
Война для этих двух закончится, а потом пришлют взвод с
крупнокалиберными пулеметами - и деревни не станет. Партизаны знали тропку
через болото, но всем жителям вряд ли удалось бы там пройти. Что могли
сделать четыре винтовки, две ручные гранаты и два кинжала против махины,
стоявшей за спиной этих двух?
"Нас приперли к стенке, - думал Язеп. - Смерть взяла нас за глотку, и
все, что в наших силах, это плюнуть в лицо палачам. Разъярить их. Чтоб они
расстреляли наших жен, детей, отцов, матерей и дедов. Сколько пуль в
немецком автомате? Как будто тридцать две, то есть нужно три обоймы, чтобы
перебить в деревне всех до единого, если мы проиграем бой, а мы, конечно,
его проиграем. Что делать человеку, припертому к стенке?
Сидеть и ждать. Не то что раньше, когда, не моргнув глазом, нажимал
гашетку. Теперь ты связан по рукам.
Можно было не считаться с людьми, пока те были для тебя чужими, а
попробуй-ка сейчас зан
