Бэл Алберт - Соль
АЛБЕРТ БЭЛ
СОЛЬ
Он вышел на перрон Рижского вокзала, его черное пальто было застегнуто
на все пуговицы до самого подбородка, и оттого черты лица казались
мелкими, почти детскими. Под глазами, небольшими, серыми, усталость
наложила синеватые тени. Механик завода "Компрессор" жил в районе новостроек,
но в этот вечер, после нелегкого рабочего дня, ему захотелось съездить в
Саласпилс Ветер кружил на перроне снег. В двадцать три пятьдесят
электричка тронулась в путь. Городские огни бежали по обе стороны полотна.
Еще на вокзале, пока покупал билет, пока шел по тоннелю, поднимался по
лестнице, механик чувствовал какую-то пустоту, наверное, от тоски и
расстояния Но электричка быстро съедала километры. Вначале механик сидел
на скамейке ссутулившись, но чем дальше тем больше выпрямлялся. Дорога
сжималась, вливалась в него, совсем как горючее в оскудевшую лампу Была
среда второй недели марта, назавтра предстояло вернуться в Ригу и опять -
на работу. Механик смотрел, как вслед за поездом по заснеженному простору
бежали четырехугольные отсветы окон, и пытался разобраться, почему на этот
раз он едет в гости в столь необычное время.
"Я устал, устал", - думал он. Стучали колеса под сиденьем: устал, стал,
устал, стал!
"Я, конечно, тут же засну, она будет мучиться, с чего это вдруг я
свалился, как снег на голову. Завтра встанет, не выспавшись, а у нее ведь
тоже работа, впрочем не это главное, главное другое, другое, другое".
Механику казалось, что вместе со снежной пылью мимо проносится это
главное, а он мчится дальше. Так что же все-таки главное? На это механик
пока еще не мог ответить, но уже было ясно: в его непредвиденную поездку
закралось что-то неприятное.
Электричка остановилась на станции Саласпилс. Механик сошел с поезда и
долго стоял на платформе. Было холодно, а тут - рукой подать - в
каких-нибудь двухстах метрах чернел домик, светилось окно - подойди,
постучи, и будет тепло, и ужин, и ласка, и сон, и прочее.
Механик вспомнил зимние воскресные дни, когда он, гладко выбритый,
отоспавшийся, в красивом спортивном костюме и с лыжами на плече выходил на
платформу этой станции. Его любимая была учительницей, к тому же отменная
лыжница. Белый снег! Она так любила снег.
Теперь механик стоял продрогший, с синеватыми тенями под глазами. Он
знал, что его руки еще пахнут смазкой, что лицо отмыто не дочиста, что
рубашка на нем серая и что в воротнике засели металлические стружки.
Но не это было главное.
"Воскресный день! - думал механик. - Наша любовь была праздником,
воскресным днем, а я хочу превратить ее в обыденность, в будни. Нет,
пускай остается праздником!"
Механик вдруг понял главное. Ему хотелось быть красивым лыжником среди
белого снега, ведь он полагал, его любят только за то, что он лихо
спускается с гор и, не моргнув глазом, делает отчаянные повороты.
И он обманул любовь, убедив себя, что праздник нельзя превращать в
будни.
Он не зашел, не постучал.
Он сел в электричку и вернулся в Ригу.
И довольно об этом.
Она же тем временем сидела за столом. Настольная лампа под голубым
абажуром. Рядом со стопкой проверенных тетрадей дымилась чашка с ароматным
чаем.
На тарелке лежали бутерброды.
Она сидела и смотрела на бутерброды. Маслу не хватало чуточку соли. И
уж так получилось, что на кухне не нашлось ни щепотки соли. А к хлебу без
соли не лежала душа.
Далеко-далеко просвистела последняя электричка.
